Сегодня в странном видении я увидела смерть. И это видение позволило мне осознать хотя бы на мгновение, что далеко не все, кто облечены в плоть и кровь, живы и не все, кто уже перестал ощущать мир с помощью органов чувств, умерли.
Смерть неотвратимо ясно и отчетливо предстала передо мной как граница между двумя формами жизни: той, которая нам уже знакома, и другой, таинственной, но столь же притягательной. И смерть как прекращение чего-то — не более чем миг перехода: мы уже не годимся для продолжения земной жизни, но еще не заняли свое место на Небесах.
В противоположность понятию смерти мы обычно называем живыми всех тех, у кого есть биологически функционирующее тело. Но это сразу же заставляет нас задуматься: если жить — значит иметь функционирующую оболочку, тогда растения и животные являются живыми в той же мере, что и люди, и между их существованием и нашим нет никакой разницы. Но ведь какая-то разница должна быть, коль скоро за сорванный цветок почти никогда не наказывают, а убийство человека карается очень сурово…
Мы приходим к выводу, что разница заключается в присущей человеку способности мыслить, и эта способность является самым главным богатством, благодаря которому жизнь на более высоком уровне, человеческом, получает особую ценность.
Но тогда вновь зададимся вопросом: разве все люди живы? В таком случае все люди должны правильно мыслить, а это, к сожалению, не так. То расхождение во мнениях, которое мы видим на каждом шагу, показывает, что человек еще не овладел правильным мышлением, потому что правильное, благое, верное не может быть изменчивым.
Не все люди имеют обыкновение думать, а из тех, кто мыслит, не все мыслят созидательно. Думать исключительно о собственной пользе — это свойственно отнюдь не только человеку. Придумывать и излагать прекрасные идеи, требующие усилий от других, а не от себя самого, — это действует на человека разрушительно. Не думать ни о чем, кроме блага собственной «растительной» жизни, означает незаконно занимать место в жизни, остановить развитие души, которая нуждается в иной пище и иной деятельности.
На самом деле то в нас, что является живым, не сводится к машине из плоти и крови. Эта машина не более чем хороший инструмент, который позволяет проявиться тому, что действительно живет и никогда не может умереть, тому, что нематериально и не знает границ пространства и времени, тому, что наполняет нас — часто вопреки нам самим — загадочной ностальгией по другому Миру…
С другой стороны, те, кто потеряли свои тела, отнюдь не исчезли. Все зависит от того, какую память оставили они о себе, ведь благородные деяния вполне могут сохраняться и без материальных следов. В прошлом были люди настолько чистой и безупречной жизни, что они до сих пор живут среди наших современников, давая им новые силы и воодушевляя на работу во имя Идеала.
Смерть отнимает не так уж и много — всего лишь тело, только проводник; но ничто не может затронуть ту Божественную суть, что пульсирует в глубине каждого существа. Отсюда следует, что людям нечего бояться смерти. Если придерживаться веры в бессмертие души, смерть не властна над вечной жизнью. А тем, кто не верит ни в существование души, ни в собственное бессмертие, тоже не нужно бояться смерти, ведь она уже ничего не может у них отнять…
Трудно понять, почему именно те, кто отвергают любые мистические и духовные идеи, именно те, кто утверждают, что жизнь не более чем искра случайности, больше всех и цепляются за эту «случайную» жизнь, хотя в действительности все их усилия служат смерти. Потому что предлагать пустую, бессодержательную жизнь, в которой нет места Богу, в которой честь и достоинство вышли из моды, утверждать, что добродетели всего лишь пережитки устаревшей морали, что изучать историю скучно, а заниматься искусством только пустая трата времени, — все это равносильно тому, чтобы предлагать смерть. Желающие навязать другим такую жизнь должны будут постараться; но и тогда за ними в лучшем случае последуют лишь те, кто уже заранее мертв, кто не рискует ничем, кроме тщетного блуждания по миру без смысла и цели.
Мы же будем называть поистине живыми тех, кто не боится смерти и умеет трудиться ради сегодняшнего дня и ради вечности, отдавая силы тому, что действительно вечно и нетленно. Сражаться за материалистическое видение мира, за существование, посвященное исключительно желудку и бесконечному насилию, — такая борьба не стоит даже того, чтобы ее начинать. Это жизнь в царстве мертвых, куда и сама смерть страшится входить, потому что там ей нечего взять…
И к чести той смерти, которую я смогла увидеть сегодня, я должна признать, что сама она предпочитает людей живых, людей с пробужденной душой и ясным разумом. Она предпочитает людей, посвятивших себя неэгоистической деятельности. Эти люди глубоко почитают тех, кто определил пути развития истории, и возлагают великие надежды на тех, кто пройдет по этим дорогам в будущем. Потому что только в этих людях из царства живых смерть находит то, что достойно обрести Славу и Бессмертие.